Но правда в моих словах тоже была. Я действительно его не хотела, какой-то частичкой, которая рвалась на волю, на свободу… на свободу быть собой. Какое же это было бы счастье — не злиться, не обижаться, не обдумывать каждый свой шаг. Я хотела еще раз увидеться с Киану, поговорить с ним, посмеяться, побыть вдали от ловушки, в которую раз за разом загонял меня Шон. Вдали от места, где вынуждена была следовать его правилам и соглашаться на грязную, низменную, грубую и фальшивую близость. Да, это отвратительно звучит, но разве можно говорить иначе про отношения между людьми, которые друг друга, не скрываясь, презирают?
От этих мыслей я зарычала на Шона:
— Ты спишь черти с кем, что я могу от тебя подцепить? — Эта была просто какая-то необходимость — жалить его сильнее, чем он меня.
— Какая разница? Тебе придется это пережить. Или не пережить. Представляешь, Конелл, если у меня СПИД, то и у тебя тоже будет. Шагнем в вечность вместе, как Ромео и Джульетта, — хмыкнул он. — Ну не об этом ли ты мечтаешь?
— Не с тобой, — сквозь зубы выдавила я.
Он словно впервые меня увидел, вгляделся в лицо, а затем взялся за полы блузки и резко рванул в стороны, грубо задрал юбку и прошелся пальцами по кружевному краю чулков.
— Да, мне определенно нравится этот твой идиотизм.
Сидя на полу и собирая пуговицы блузки, я ругала себя последними словами. Ну как так можно? Да что вообще я творю? Сначала докатилась до торговли собственным телом, теперь — почти-почти — до измены. Я оскорбляла людей, я пребывала в состоянии вечного гнева, почти ничему не радовалась, шла на поводу у банального влечения. Я ненавидела свою жизнь и понятия не имела, как ее изменить. Шон как демон ада, рядом с ним даже вроде бы хорошие люди сходят с ума и начинают предаваться самым страшным порокам. Уныние, гордыня, алчность, похоть… боже мой, а ведь когда-то я каждое воскресенье ходила в церковь в нежно-розовом платьице, расшитым кружевом по подолу. Где родной Миссиссипи? Зачем я позволила маме меня оттуда увезти?
Да черт возьми! Еще три пуговицы, где же они? Зачем их нашивают так много?! Застегивать долго, потерять просто, перешивать — замучаешься, к чему такие сложности?
— Что ты делаешь? — фыркнул Шон. Он все еще не ушел, все еще сидел рядом, будто понимал, что мне рядом с ним тошно и старался сделать еще хуже.
— Собираю пуговицы, — зачем-то озвучила я очевидное.
— У тебя что, нет денег на новую блузку? Так скажи, я тебе их дам…
И тут я вскочила на ноги, нависая над ним, и заорала во всю мощь легких:
— Я тебе не шлюха!
Но я так себя накрутила, что ноги не держали, и я медленно и осторожно опустилась снова на пол, а он издевательски ласково погладил меня по щеке пальцами.
— Шлюха, Джоанна, шлюха. Женщины секс продают за любовь, за деньги, за власть, за возможности, за обручальные кольца… и даже за потенциальную возможность пробиться наверх, а? Так что уж тут считать монетки? Одной больше, одной меньше. Я готов платить за секс с тобой потому что ты права. Остальные женщины, в том числе и Карина, что-то в постели из себя корчат. То прическу не тронь, то в такой позе ни-ни. А ты не из таких. Это лучшее из твоих качеств. И, кстати, давай уж начистоту, если бы я тебе не платил, ты бы все равно мне отдавалась с не меньшим энтузиазмом. Сколько себе не ври, это так, и в глубине души ты это знаешь. То, что предпочитаю тебе платить — мой личный выбор, потому что иначе это можно было бы назвать отношениями.
Той ночью я плакала. Тихонько и горько. Я не нашла последнюю пуговицу. И все равно не взяла бы денег у Шона, пусть он и виноват. Нет. Никогда. А еще я касалась пальцами губ, вспоминая о поцелуе Киану. Он не считал меня ни грязной, ни жалкой. Да, мы встретились в баре, куда он пришел по сомнительным причинам, но он никогда не выказывал мне неуважения. А Шон, напротив, ни в грош меня не ставил. Я всхлипнула снова, зажала рот ладошкой, откинула одеяло и встала с кровати.
Ступая на цыпочках, я выскользнула из комнаты и, оборачиваясь на каждый шорох, подошла к входной двери, где оставила свой рюкзачок. Я знала, что если нужно что-то спрятать от Шона, то лучше всего это сделать среди личных вещей, он точно не полезет в мою сумку — побрезгует. Из бокового кармашка я вытащила скомканную салфетку и, сжимая ее в кулаке, дрожа от напряжения, вернулась в спальню. А там взяла телефон, вбила в справочник номер Киану и набрала сообщение:
«Я хочу с тобой встретиться завтра. Джоанна»
Я смотрелась в зеркало и думала, что же ты делаешь, Джо? Что? Я собиралась на чуть ли не свидание при наличии чуть ли не бойфренда. Я шла встречаться с парнем, о котором мечтала слишком часто. Я шла встречаться с парнем, на которого в мыслях уже променяла своего ректора. Какой ужас! Я даже взялась за телефон, собиралась все отменить, но не посмела. Я вспомнила потерянные пуговицы и слова Шона. НЕТ! Решено. Я встречаюсь с Киану и… и будь, что будет.
Я подошла к Киану и заявила:
— Идем!
— Ого, как решительно, — усмехнулся Киану. — Ну идем, а куда?
— Мы идем искать пуговицу. Вот такую же, — показала я ему одну из комплекта.
— Эм, где?
— В магазинах, конечно. Я потеряла пуговицу! И я знаю мало магазинов с подобными товарами, а ты из Сиднея.
— Постой-ка, Джо. Я живу в Сиднее, но это не значит, что я знаю все места обитания пуговиц. Я в жизни своей не купил ни одной.
— Тогда самое время начать! — набросилась я на него. — Киану, мне жизненно необходима эта пуговица!
— Зачем?
— Не знаю! Но она мне определенно нужна! — А еще лучше заплатку на испоганенную жизнь! — Да какая разница? Мы идем пуговицу искать, это все, что тебе нужно знать!